…защита диплома. Но эта сфера была мне уже совсем неинтересна. Тут надо сказать вот еще что: в поездке в Иерусалим я познакомилась с очень интересными людьми. Со многими из них я продолжала общение и в Москве. Мне первый раз в жизни стало интересно общаться. До этого я только страдала и недоумевала — как же так: в ресторанах, в клубах столько людей, заведения заполнены до отказа, а поговорить не с кем. Все словно на одно лицо — одинаково одеты и с одинаковыми выражениями глаз, с одинаково пустыми мыслями.

Именно в поездке я познакомилась с одним интересным человеком по имени Тимур, который, впрочем, был старше меня чуть ли не втрое… Закружились, завертелись отношения. Родители были против, именно из-за разницы в возрасте. Они прежде всего боялись появления у меня общих детей с ним. Но мне эти слова было говорить бесполезно, так как на тот момент я была уже беременна. Это открылось внезапно. В какой-то момент мама пришла ко мне в гости, и я ей сообщила эту новость. Мы поругались с ней, и она выгнала меня из квартиры. Я взяла с собой лишь сумку через плечо и шаталась по Москве до часа ночи. Позвонила, конечно, сразу же Тимуру и рассказала о случившемся, на что он мне сказал: "Так дело не пойдет…" — и бросил трубку, отключив затем телефон. К друзьям я обращаться не хотела, потому что всё это рассказывать было невыносимо. В сумке у меня было очень мало денег, поэтому ничего не оставалось делать, как идти в комнату матери и ребенка на вокзал. Там я переночевала. Надо сказать, что в эти странные дни, проведенные в скитаниях, меня не покидало ощущение, что всё это происходит не со мной. Все три дня я практически не спала. В первый день, рано утром, когда я уже уходила с вокзала, меня догнала женщина, которая спала на соседней койке. Она кричала про какие-то пропавшие из её сумки деньги. Слава Богу, деньги нашлись, но тут мне пришлось сильно понервничать. После этого я отправилась в институт с мыслями о том, почему же Тимур мне не звонит. Я ему звонила, а он не брал трубку. После учебы поехала к подруге за город, потому что больше ехать было не к кому. Подруга стала советовать сделать аборт. Я категорически противилась. Мама всё это время посылала мне ехидные сообщения, полагая, что я нахожусь у него. Она еще день побыла в Москве и улетела в Татарстан. Мне ничего не оставалось делать, как вернуться в Москву. И вот когда я стояла у Павелецкого вокзала и ловила машину, чтобы ехать в институт, меня сбило с ног выезжающее с парковки авто. Вероятно, водитель меня просто не увидел. Автомобиль был с сильно тонированными стеклами, и я попала в "мертвую зону". Машина уехала, мне помогли подняться прохожие. Я отказалась от рентгена из-за беременности, тем более, что ничего страшного не было — просто сильный ушиб ноги. Когда, наконец, дозвонилась до папы, он был тогда в Москве, первое, что он сказал: "Мало тебе? Еще надо!" Мама, когда обо всём узнала, пожалела меня и разрешила мне жить в нашей московской квартире. Когда я встретилась с Тимуром, он стал настаивать на аборте. На что я ему ответила так: "Лучше буду жить впроголодь, чем убью своего ребенка". Во-первых, я уже знала, что это грех, во-вторых, я просто не хотела убивать своего ребенка. Даже не знаю, откуда во мне с беременностью появилась такая сила, твёрдость. В результате все смирились с тем, что я буду рожать. Но тут я пошла на прием, и врачи сказали, что плод не развивается…. Таким образом, всё страшно разрешилось само собой, и снова началась моя обычная жизнь. Тимур даже переехал ко мне жить. Опять в моем распоряжении оказались деньги, вещи, бриллианты, и все возможные развлечения и тусовки. К тому же, мы собирались покупать отдельный дом и начинать жить своей семейной жизнью. Но при всём том, я была глубоко несчастна. Всё, что окружало меня, — не приносило радости. Я томилась, много плакала и не понимала, чего же мне не хватает?!

У меня были роли в постановках, были деньги… В моём распоряжении были дорогие машины, мы ходили в шикарные рестораны, отдавая по 100 000 рублей за ужин. И при этом я понимала, что даже если у меня будет не две, а пять квартир, и не в Москве, а в Мадриде, Париже, Лондоне, и не миллионы на вкладах, а миллиарды, то всё равно это тупик. И я счастливей от этого не стану. Я была, словно рыба, выброшенная на сушу. Я стала ходить всё время в церковь, в разные храмы Москвы, и постоянно причащаться. Я причащалась по два раза в неделю. Со мной порой ходили и мои подруги. И вот что интересно, они тоже стали исповедоваться и причащаться…



ОДНАЖДЫ НА ОДНОЙ из исповедей, я очень сильно расплакалась перед священником и всё-всё ему рассказала от начала и до конца, и он посоветовал мне съездить в какой-нибудь, любой на выбор, монастырь и пожить там пару месяцев.

Вернувшись домой, я по обычаю поплакала и стала обзванивать всех своих знакомых: кто бы мне подсказал подходящий православный монастырь, находящийся где-то за границей. Одна подруга дала мне телефон женщины, которая занималась паломническими поездками. И уже та посоветовала мне начинать паломнические поездки со своих, отечественных монастырей. Выбор пал на Боголюбский монастырь, что во Владимирской области. О своём отъезде я почти никому не сказала. Об этом знал только папа, который предупредил, что мне там будет непросто, и Тимур, который сам отвёз меня в скит монастыря.

Приехав туда, приглядевшись к жизни сестер, я вдруг увидела совершенно другую жизнь. Дни, наполненные трудом и молитвой. Мне даже не верилось, что со мной всё это происходит в реальности. Мне казалось, что это прекрасный сон. Столь счастливым и радостным было для меня пребывание там…. Я жила так, как живут обычные трудницы в монастырях: трудилась, молилась, посещала службы.

Всё было хорошо до тех пор, пока мама, папа и Тимур не стали мне писать SMS о том, чтобы я срочно возвращалась. Это при том, что они отпустили меня на два месяца, а прошло лишь две с половиной недели. Начались угрозы: "Если ты сама не вернешься, то мы приедем и силой тебя заберем". Так и случилось — за мной приехал Тимур и увёз меня в Москву.

И вот, меня возвращают в мир. Привозят в квартиру в центре Москвы и запирают там. И потом два дня мне никто не пишет, не звонит и не приезжает ко мне.

Идёт рождественский пост. Никто из родственников не звонит. Только друзья, с приглашениями в рестораны и клубы. Я, естественно, уже никуда не ходила, потому что шёл пост. Было впечатление такое, что с глаз у меня упали очки. Я стала замечать вокруг себя столько уродливого и ненужного, что легче было ходить с закрытыми глазами. Стала сама собой приходить мысль о монашестве. И при этом сразу же возникала ответная мысль: "Ты — монахиня?! Ха-ха-ха!".

И тут вдруг я чётко поняла, что нужно выбрать — либо-либо… Либо Бог, либо сатана.

Я поняла, что надо обязательно выбирать, поскольку посередине ничего нет. В связи с этим стало ясно: нужно мало того, что выкидывать все свои джинсы, косметику, украшения, но и расставаться с театром, с магистратурой финансового менеджмента, и, конечно, навсегда прощаться с ресторанами и веселыми компаниями в ночных клубах. Прощаться со всей своей прошлой жизнью.



И ВОТ Я ОДНА в московской квартире. Мне надо выбирать: либо монашество, либо семья. Третьего не дано. Тимур на тот момент заявил мне, что не собирается ради меня что-либо менять в своей жизни. Он продолжал общаться со мной, с моими родителями, но в качестве жениха я его уже расценивать не могла. Мне было очень жалко родителей — я понимала, что я у них одна. К тому же родители совсем не одобряли и не понимали моего настроения. Они были активно против перемен в моем внешнем облике. Мама пришла просто в ужас от той черной юбки, которую мне дали в монастыре. "Если ты хочешь, можешь носить черные юбки, платки, но всё это должно быть стильно, красиво!" — так говорила она. Мама никак не хотела понять, что мне было совсем не до стиля, не до красивости. Очень скоро я поняла, что мирно жить в мире я не смогу. Надо было что-то решать. Но одно дело паломничать и жить в монастыре пару недель, а другое дело — навсегда оставить этот мир. Именно такие стали появляться у меня мысли. На это решиться я не могла. И вот я сидела дома или гуляла по Москве, размышляла, молилась. Телевизор на тот момент я уже не смотрела, так как мне претило содержание всех передач. Родители и Тимур, очевидно, почувствовали что-то, на их взгляд, неладное, и превратились в моих "лучших друзей". Они не покидали меня ни на секунду, сменяя друг друга. Чего никогда раньше не было — они держали возле меня вахту. Они угрожали, что если я не переменю свой образ жизни, то наймут мне, как прежде, водителя, телохранителя, и в наручниках будут выводить меня в свет. Было бы очень смешно представить эту сцену, если б не было так грустно! Мне, естественно, от такого "участия" становилось всё хуже. Наконец, однажды я пошла в храм, что рядом с домом, и очень горячо помолилась Матери Божией, чтобы Она всё управила к лучшему и помогла мне. И вскоре мои соглядатаи разом покинули меня. Я пошла гулять по Москве, и долго набиралась силы духа, чтобы, наконец, на что-нибудь решиться. Я дошла до вокзала, купила себе билет на ночной поезд. В полвторого я зашла в вагон и в пять часов утра была уже во Владимире. В этот же день в монастырский скит приехали мои родители за мной, но меня там не нашли.

На следующий день, благословившись у матушки, начальницы скита, я поехала в Москву, чтобы отдать родителям всё имущество, которое было у меня. Все вклады я оформила у нотариуса на родителей, квартиру не смогла сразу переоформить, потому что она была новая, и на неё не хватало каких-то документов. Родители на мои условия вроде бы согласились: мол, переоформляй и поезжай, куда хочешь. Слова эти оказалась ложью. Мне пришлось ещё раз встретиться с родителями, и мама мне заявила, что продаст всё, что у неё есть, весь свой бизнес, но она камня на камне не оставит от монастыря, если я туда уйду.

Но самое главное, что у меня отняли паспорт. Чудом я убежала, потому что папа сжалился надо мной, и не стал меня запирать в квартире. Видно, Матерь Божия мне и тут помогла. Пока я ехала с Курского вокзала на автобусе, меня всю трясло, потому что я страшно боялась погони. Позвонила матушке в скит, а она, напуганная прежним визитом моих родителей, посоветовала мне остаться в Москве. А где мне было прятаться, когда денег у меня две тысячи рублей?! Я решила тогда ехать в Боголюбово. День или два я пожила в монастыре, и тут позвонил мне отец, который сказал, что идёт к местоблюстителю Патриарха просить встречи со мной. Я, понимая, что у монастыря могут быть проблемы, попросилась на квартиру к одним своим знакомым, бывшим москвичам. Какое-то время я жила у них и ездила в монастырь на службы.

Потом наступило Рождество. И прямо ко времени вечерней службы приехали мои родители, и мне пришлось с ними встретиться. Когда я подходила к монастырю, то увидела, что возле ворот стоят три московские машины.

В тот момент я успеваю только забежать в сторожевую будку, что стоит слева от входа в монастырь. Там уже находится духовник монастыря отец Петр. Следом за мной заходит сотрудник уголовного розыска, потом отец, а позже и мама. Родители страшно бранятся на меня, и силой — хватая за руки — пытаются вытащить меня из этого домика.

Что происходило — кошмар! Я кричала "Господи, помоги!", всячески отбрыкивалась, вырывалась из их рук, делала всё, что могла, лишь бы не ехать с ними. В этом маленьком домике собралась целая толпа людей — оказывается, все они приехали из Москвы вместе с моими родителями. Там были и представители МВД, местного, районного, и московского, Тимур, и с ним какая-то группа мужчин. Все они пытались меня правдами и неправдами "уломать". Отец Петр, видя, что никак не может мне помочь, сказал: "Это родительский деспотизм!" — и ушёл. Я знаю, что после этой сцены он очень сильно разболелся, переживая за меня. Он ведь очень пожилой человек, фронтовик. Потом появился адвокат Дмитрий Савченко, которого позвали сёстры, чтобы разобраться в сложившейся ситуации.

После разговора с моими родителями и московскими милиционерами он стал на мою сторону. Мы перешли в Архиерейский дом, где был большой зал со столом, где можно было хотя бы разместиться такой толпе. В результате после криков, страшных и очень грозных выкриков моих родителей, я написала заявление о том, что с родителями никуда не поеду, но остаюсь в Боголюбове по собственной воле. Это нужно было для закрытия розыскного дела. Несмотря на то, что владыка Евлогий подписал обо мне указ, о переводе меня в Княгининский монастырь, я туда не поехала, поскольку и к Боголюбскому монастырю я не была приписана, соответственно, "перевести" меня никуда было нельзя. А мое письменное заявление полностью узаконивало мое пребывание в том месте, где я сама хотела быть. Кстати, после истории со мной владыка Евлогий распорядился о том, чтобы в Боголюбский монастырь не принимались девушки младше 25 лет…. В результате родители уехали. Паспорт они мне так и не отдали, милиции сказали, что потеряли его.

Через некоторое время меня приютила у себя одна женщина. В монастыре я жить не могла. Очень часто туда приезжали мои родители, с криками, с воплями требуя моей "выдачи".



ОДНАЖДЫ МЕНЯ вызвали к владыке Евлогию. Вместе с человеком, в семье которого я жила, я поехала в Епархию во Владимир, где снова встретилась со своими родителями. Я с ними увиделась перед кабинетом владыки. Как только я их увидела, сразу же позвонила адвокату Савченко и попросила его срочно приехать. Отец бросился меня обнимать: "Ой, как ты? Ой! Мы так переживали!". Мама начала рыдать своими лукавыми слезами и говорить, что она дико по мне скучает и без меня совсем не может. Отец задавал мне странные вопросы о том, чего он никак не мог знать. Очевидно, у него был какой-то источник информации, о котором я не догадывалась. Очень важно, что еще до моего разговора с владыкой они мне сказали, что я в этом монастыре жить не буду. Если и буду жить в монастыре, то в любом другом…

Я им пытаюсь объяснить:

— Я вас очень люблю, простите меня, пожалуйста! Но я не хочу в прежнюю жизнь возвращаться! Вы поймите, пожалуйста, я хочу Богу служить!

Вот такие слова я им говорила, но их это не задевало.

После этого владыка принял меня, но было видно, что с ним до этого побеседовали мои родители. Владыка стал увещевать меня, уговаривать послушаться родителей, приводил разные примеры из жития святых. На это я ему заметила, что у меня никогда не было хороших отношений с мамой и папой и они не желают мне добра. Я вспомнила слова матери: "Я тебя родила, я тебя и убью!". На мое замечание владыка ответил: "Даже если они вас пугали когда-нибудь, что убьют, так это все только от любви". Затем владыка стал меня уговаривать пожить в Княгининском монастыре, который находится во Владимире, буквально через дорогу от Епархии. В какой-то момент я устала оправдываться и заплакала.

Он предложил вместе помолиться. Мы помолились, и тут мне в голову пришла мысль: "Соглашайся, все как-нибудь разрешится…".

И я согласилась. Но оказалось, что мое согласие никому не нужно. Как только я вышла от владыки, меня тут же схватил мой отец. Мама же в это время зашла к владыке. Позже, уже на лестнице, подбежали не известные мне добры-молодцы и насильно запихнули меня в машину. Никто из свидетелей моего похищения — а там, в приемной владыки, сидели человек семь священников — за меня не заступился. А ведь я не шептала, я кричала в голос с просьбой о помощи! Какие-то незнакомые мне люди запихнули меня в машину, и мы помчались. Но вовсе не в сторону Княгининского или другого монастыря, а в Москву.

Если бы не мой адвокат эти люди против моей воли довезли бы меня до Москвы, а потом, быть может, родители отправили меня за границу, а там, вероятно, посадили бы в психушку.

Слава Богу, благодаря адвокату Савченко нашу машину задержали на посту милиции в городе Лакинск. Оказалось, что меня сопровождал целый эскорт — четыре автомобиля, набитых какими-то уголовного вида мужчинами. Никого из них я не знала, кроме Тимура и его друга Автандила, которые, оказывается, тоже участвовали в моем похищении, и даже блокировали дверцу, когда я кричала милиционеру: "Спасите, меня похитили!!!". Все они вышли из автомобилей, и их оказалось столько, что мне и адвокату пришлось прятаться в дежурке. Мои похитители в это время ходили под окнами дежурки и ругались, угрожая нам. В результате меня благодаря милиции отпустили обратно во Владимир. За нами потом все ехала какая-то машина, но мы, слава Богу, оторвались. Уголовное дело по факту моего похищения, естественно, не завели, потому, что это-де было дело рук моих родителей. Хотя, когда машину остановили, родителей там и близко не было. Мать была во Владимире, а отец — в другой машине.

Это событие произошло 25 февраля. После этого мне пришлось долгое время прятаться в маленьком домишке, и никуда не выходить из него. Тем более, что родители обратились за помощью к преступному миру. Скорее всего, в этом им помог Тимур — человек влиятельный среди грузинской диаспоры Москвы. Насколько я знаю, за монастырем началась круглосуточная слежка — непонятные машины все время стояли возле монастырских ворот, в них сидели люди и наблюдали за въезжающими и выезжающими в ворота автомобилями. Несколько раз в монастырь приезжали субъекты, которые пытались за деньги выведать обо мне какую-либо информацию. Потом меня вызывали к прокурору района, где я давала показания. Это после того, как родители написали жалобу на всю нашу "группировку" в Администрацию президента. Они писали жалобы лично Путину и Медведеву. Мой адвокат читал все эти жалобы, и говорит, что на монастырь, а также на милицию района, области было вылито очень много грязи и самой низкой клеветы. Ни слова правды написано не было. Потом они пытались завести на меня уголовное дело, будто я украла у них деньги. Это для того, чтобы был повод меня задержать. Они уже обращались в МВД, в ФСБ, МУР, Генпрокуратуру, Центр борьбы с экстремизмом, в детективные агентства. Стали объединять вокруг себя других недовольных, попавших со своими близкими в похожую ситуацию, а также людей, не симпатизирующих Боголюбскому монастырю и его духовнику. Потом в районе монастыря была расклеена листовка: моя фотография и текст: "Девушка ушла в монастырь и не вернулась. Нашедшему обещается вознаграждение".

Сейчас я уверена, что это делалось не для того, чтобы разыскать меня, а для того, чтобы оклеветать монастырь. Постоянно давили на отца Петра, клеветали на него всюду, где только можно. Родители приезжали к нему неоднократно, требуя официального отказа от духовного окормления меня. В общем, сейчас я даже не могу припомнить все те козни, что они учинили. Каждый раз, когда я разговаривала с ними по телефону или писала письма по электронке, я слезно умоляла их оставить меня в покое. Каждый раз терпеливо объясняла, почему и ради чего я ушла. В ответ я получала угрозы, что снимут отца Петра и матушку Георгию, разгонят всех "монастырских сектантов" и так далее, и так далее… Если честно, в этот момент мне казалось, что я и они совершенно чужие люди — настолько по-разному мы смотрели на одну проблему.

Сейчас основная их идея, что я должна, обязана родить им наследника. Но почему они не думали о наследниках, когда выгоняли меня беременную на улицу?!



Я КАК-ТО СПРОСИЛА у одной старой монахини: "Как вы думаете, буду я когда-нибудь послушницей?". "Да какой послушницей, схимницей ты будешь!" — она мне ответила. Я, конечно, только рассмеялась в ответ. Вообще у меня в жизни было два откровения. Первый раз, когда мне было 18 лет. Тогда мне было очень тяжело духовно, я не могла спать и есть, мне не хватало воздуха, я целыми днями плакала, и никак не могла понять, что со мной происходит. Я очень страдала. И вот как-то днем я заснула. И мне снится очень явственно, будто я стою в каком-то светлом тумане, какой бывает, когда летишь на самолете сквозь облака. И вдруг вокруг меня заклубилось что-то очень злое и страшное. И мне от этого становится невыносимо. И вдруг из тумана ко мне выходит Господь… Вот на иконы смотришь и думаешь: да, Он такой, и вроде не совсем такой… Вот Он вышел ко мне и говорит: "Не бойся, я тебя защищу". И у Него в руках появляется огромный золотой меч, весь в драгоценных камнях. Я просыпаюсь и думаю: "Надо же, Сам Господь приснился…". Потом как-то мне в руки попала фотография Туринской плащаницы, и я увидела на ней лик моего Господа, тот самый, что мне приснился. Точь-в-точь. А еще было откровение приблизительно за два месяца до того, как я уехала в монастырь. Как будто бы я иду по какому-то храму как паломница, иду и все рассматриваю. И слева от меня малый престол стоит, и на нем икона особая, Матери Божией с Младенцем, а Господь стоит рядом, живой, и говорит: "Давай-давай, скорей иди сюда". Меня как магнитом тянет к иконе. Я прикладываюсь и отстраняюсь от нее, а Господа рядом уже нет. А сзади монахини стоят и говорят: "Не может быть, чтобы это был Сам Господь! Мы тоже видели Его!". Утром я проснулась, конечно, опять удивилась, какой сон мне приснился, и стала думать, а есть ли такая икона на самом деле, и есть ли такой храм где-нибудь? И представьте себе, когда я приехала в скит Спас-Купалище, то увидела и храм, что мне приснился, и ту самую икону…

С двенадцати лет я много ездила по Европе. На лето меня родители отправляли туда в туры и в детские лагеря. Отдыхала, покупала вещи я только в Европе. После шестнадцати лет я летала туда или одна или с подружками — развеяться, отдохнуть, приодеться. Да, в Европе много красивого, элегантного, то есть того, чего у нас в России нет. Но вся эта красивость пустая. Ведь все дело в духе. А Европа — она такая современная, красивая, гламурная, передовая, приятная, но она мертвая духом.

А у нас в России еще, слава Богу, есть Дух!



СЕЙЧАС Я ЧУВСТВУЮ себя прекрасно. Головные боли, которые когда-то меня мучили, бесследно исчезли. Никаких таблеток я не пью. Хотя мои родители очень активно апеллируют к тому, что я серьезно больна и нуждаюсь в лечении, что меня какие-то злые люди якобы насильно лишили лечения, и тем самым ущемили мои права. А на самом-то деле у меня все хорошо. Было бы совсем замечательно, если бы не те переживания, виновниками которых являются как раз мои родители. У меня ничего не болит, и я ничем не мучаюсь. У меня есть возможность в любой момент пройти медицинское обследование, но я не хочу этого делать, поскольку целиком положилась на волю Господа.

Сейчас у меня непреодолимое желание трудиться. Мне так скорбно оттого, что все вокруг меня трудятся, защищают наш монастырь, а я вот сижу в затворе и целыми днями молюсь и молюсь. Причем в мирской жизни-то я была очень активная. А здесь я то в одной избушке поживу, то в другой. Сижу целыми днями. А очень хочется творить добро ближнему, трудиться во славу Божию!

Жизнь каждый человек понимает через свои ощущения. Ты не можешь понять, что значит "горячо", пока не прикоснешься к горячему. Так же и с духовной радостью… Если не пережил ее, то, может быть, даже и не поверишь, что она существует. Я, слава Богу, поняла, что она есть — эта радость в Духе.
http://zavtra.ru/cgi//veil//data/zavtra/09/831/41.html